Зачем дворецкий утопил Муму?

Тургеневские мотивы в романе нобелевского лауреата Кадзуо Исигуро «Остаток дня».

Британская и японская культуры — как вода и масло. Растворить одно в другом без остатка не получится. Если японец, пусть и выросший в Британии, берётся написать роман на английском материале, действие которого происходит в самом сердце Англии (кстати, широко прославившийся недавно «Солсберецкий собор» упоминается многократно), то роман всё равно выходит немного самурайским. Уж больно много в нём рассуждений о верности, самоотверженном служении господину и достоинстве.

«Достоинство» – ключевое понятие романа. Рассуждениям о нём отведено очень много места, благо крайне неторопливое развитие сюжета к рассуждениям располагает. Рассуждениям предаётся главный герой, дворецкий Стивенс. «Джентльмен при джентльмене» – так назывался выходящий в Англии журнал для слуг, так безусловно можно назвать самого Стивенса.

Вот лишь один пример замечательного проявления достоинства слуги по мнению Стивенса. Как-то раз ему довелось катать на автомобиле сильно выпивших гостей хозяина. Всю поездку пассажиры отпускали оскорбительные шуточки в адрес их шофёра. Дворецкий сносил их с невозмутимым видом, оставаясь предупредительным и готовым к услугам. Когда же кто-то в таком же издевательском тоне упомянул хозяина, дворецкий немедленно остановил автомобиль, вышел, открыл пассажирскую дверь и молча застыл, испепеляя пассажиров негодующим взглядом. Те мигом осознали, что хватили лишнего, извинились и попросили побыстрее отвезти их обратно.

Впрочем, самурайский подтекст романа отмечен многими. Однако человеку, перечитавшему по случаю двухсотлетия со дня рождения И.С. Тургенева «Муму», не может не броситься в глаза удивительная связь между «Остатком дня» Исигуро и этим маленьким бриллиантом русской словесности. О чём «Муму»? Тоже о достоинстве. О достоинстве раба. Герасим исполнил приказание своей сумасбродной хозяйки, утопил несчастное создание, к которому привязался всей душой, собственными руками. Не позволил никому вмешаться, сам всё сделал. Сохранил достоинство и остался рабом. Именно так, остался рабом! Ведь ушёл-то он в барскую деревню. Это как побег из одного барака концлагеря в другой.

А что же дворецкий Стивенс, джентльмен при джентльмене? Он же не раб? Раб. Склонный к пространным рассуждениям, владеющий изящными оборотами речи, обладающий безукоризненными манерами раб. Даже больший раб, чем Герасим, потому что дворник был крепостным по рождению, а Стивенс сам осознанно выбрал свою долю, и готов был топить Муму чуть ли не каждый день, и когда умирал его отец, а он не отвлёкся от сервировки стола к важному званому ужину, и когда сделал вид, что не замечает любящей женщины рядом с ним. Ещё одна удивительная параллель — тургеневская барыня, один из самых ярких в своей отвратительности образов, созданных великим русским писателем, и лорд Дарлингтон, в доме которого служил Стивенс. По сути Дарлингтон такой же самодур, походя ломающий судьбы преданных ему людишек, с той лишь разницей, что время от времени ему приходит в голову извиниться, от чего впрочем никому легче не становится.

Получается, что обе книги, и «Муму» и «Остаток дня» об одном — о неистребимости, неизживаемости рабства. Рабство можно рядить в прекрасные одежды: «быть у самой ступицы колеса истории», как оправдывал себя Стивенс, или придумать что-нибудь про корпоративные ценности, про миссии, как это делают современные рабы, каких по-прежнему, не счесть. Давим из себя раба по капле, как завещал нам Чехов, а он всё не выдавливается. Кстати, Кадзуо Исигуро назвал Чехова одним из своих учителей. Чеховский мотив неслучившейся любви в его романе тоже звучит. И от Достоевского есть много чего. Ну и от Тургенева тоже. Один мир — одна литература.